В. Оклендер
Работа с гневом
Я выделяю четыре этапа в работе с гневом у детей
Разговор с детьми о гневе, что это такое, что делает их агрессивными, как они выражают это, как это относится к телу ребенка.
Помочь детям узнать, как узнать и принять свои агрессивные чувства, затем выбрать способы выражения этих чувств, экспериментирование с практическими методами выражения, поскольку открытость не всегда практикуется в детском мире.
Помочь детям в продвижении по направлению к актуальным чувствам гнева, которые они смогут выдержать, и сделать возможным для них выразить гнев эмоционально во время нашей совместной работы.
Дать детям опыт прямого словесного выражения своих агрессивных чувств: говорить, что они хотят сказать человеку, давать им опыт заботы о себе, когда они в этом нуждаются.
Многие дети настолько не в контакте со своими чувствами, что нам нужно много разговаривать о чувствах. Они особенно не осведомлены о тонкостях и нюансах чувств, и чем больше у них будет опыта и знаний о различных формах, проще им будет включаться в общение. Злость, например, можно проранжировать от небольшого раздражения и досады до явной ярости, глубокого возмущения и бешенства.
Кроме простых разговоров мы можем делать следующее:
Рисовать все виды злости, иногда используя просто цвета, линии, формы.
Бить по барабану для выражения различных форм гнева.
Использовать музыку для иллюстрации агрессивных чувств.
Испопьзовать творческие драматизации, чтобы проиллюстрировать гнев (это великолепный способ включить в работу тело).
Рассказывать истории и читать книги с агрессивными сюжетами.
Играть в карточки, на которых написано: "Что тебя злит?" или "Что делает тебя бешеным?" и другие подобные вещи.
Составлять список вещей, которые делают тебя гневным.
Я просила группу детей сказать мне все слова, которые они употребляют или думают, когда они злятся. Я писала их мелом на доске так, как они их выкрикивали. После того, как получился длинный список, мы посмотрели на него и обнаружили, что некоторые были вызывающие, нападающие слова, а остальные выражали внутренние чувства. Мы поговорили об этом и потом обсудили наши собственные пути обращения с агрессией внутри и вне нас. Я попросила их закрыть глаза, пока я буду вводить их закрыть глаза, пока я буду вводить их в релаксационное упражнение. Я спросила: "Что делает вас сердитыми?" "Что вы делаете?" "Вы действуете наружу или уходите внутрь?" Они все рисовали рисунки, о том, как им чувствовалось внутри своих тел, когда они злились, и о том, что они делали, когда злились. Процесс злости (агрессии) у всех детей были ясно изображены. Один одиннадцатилетний мальчик нарисовал лабиринт с фигурами его друзей в правом верхнем углу и себя внизу слева. Он написал: "Каким путем идти?" - около своего изображения и "Одиночество" - наверху. Он сказал, что когда он сердится, он совсем не знает как обращаться со своими друзьями и чувствует себя отделенным и одиноким. Когда дети стали понимать как они обходятся со своей агрессией, мы могли двигаться в направлении помощи и поиска более подходящих способов.
Детям надо предлагать много вариантов избавления от агрессивных чувств, чтобы новые пути были не столь разрушительны для них самих. Как я заметил ранее, взрослые не позволяют детям быть агрессивными, но, несмотря на это, гнев должен быть выражен вовне. Но перед тем, как дети смогут начать заниматься здоровым самовыражением, мы должны были осуществить несколько важных шагов.
Во-первых, я помогаю детям лучше узнавать гнев и осознавать свой гнев. Это был первый шаг в том, чтобы дети чувствовали силу и цельность, вместо боязливого убегания и избегания гнева, которое выливалось не прямыми путями и приносило вред им, отчуждая других.
Во-вторых, я помогаю понять детям, что гнев это нормальное, естественное чувство, что мы все его чувствуем, что гнев – просто эмоция, которая ни хорошая, ни плохая.
В-третьих, я поощряю детей в принятии собственных злых чувств. Тогда они смогут сделать сознательный выбор, выражать ли им свой гнев открыто или каким-нибудь другим сокровенным путем.
Наконец, мы экспериментировали со многими отдушинами: избивали подушки, терзали газеты, бегали вокруг дома, пинали консервную банку или подушки, били по кровати теннисной ракеткой, кричали в ванной или в подушку, писали о своем гневе, били, колотили, сдавливали глину.
Кевин, шестилетний мальчик, ретрофлексировал свой гнев, буквально терзая себя и разрушая собственные вещи. Он даже не мог допустить когда-либо, чтобы быть злым. Много сессий мы провели в специальных занятиях, чтобы помочь ему усилить сенсорные и телесные восприятия. Однажды, играя с глиной, я спросила его о других детях в школе. Его тело напряглось, голос тоже, когда он упомянул имя одного мальчика. Я очень мягко спросила, не было ли случая, что этот мальчик злил его. Кевин кивнул и рассказал мне, как этот мальчик дразнил его. Я спросила, что он делал, когда он чувствовал злость. Он опустил голову и сказал "Я не знаю". Я поместила подушку перед нами и сказала: "Давай представим, что мальчик сидит на этой подушке. Что бы ты сказал ему?":
Кевин. Не знаю.
Виолетта. Хорошо. Я знаю, что мне бы хотелось сказать ему. МНЕ НЕ НРАВИТСЯ, КОГДА ТЫ ДРАЗНИШЬ МОЕГО ДРУГА КЕВИНА! ЭТО МЕНЯ БЕСИТ.
Кевин. (хихикает)
Виолетта. Ты можешь сказать ему, что ты злишься?
Кевин (качает головой)
Виолетта (пихает подушку) Я хочу толкнуть тебя за то, что ты дразнишь Кевина!
Кевин (громко смеется)
Виолетта. Попробуй так
Кевин (толкает подушку на пробу)
Виолетта. Давай вместе.
Мы вместе начали пихать подушку. Кевин смеялся и хихикал все время. Вскоре мы оба говорили с воображаемым противником на подушке. Я сказала
Кевину, что он может бить подушку или свою кровать, когда он чувствует сильную злость на кого-то. Его приемная мать (четвертая в его маленькой жизни) говорила, что он делал это каждый день после школы в течение долгого времени, и таким образом перестал царапать себя.
В действительности история Кевина очень сложная. Кевин прожил тяжелую жизнь за свои шесть лет. Физическое насилие и отвержение привели к глубоким нарушениям. Многими способами он подавал знаки, что он не хочет жить. Часть его, которая хотела выжить, чувствовала глубокую ярость, и эта ярость ужасала его. Я чувствовала, что в нашей работе, я могла обеспечить его некоторыми необходимыми средствами, чтобы он мог иметь дело с чувствами, пугающими его, например, с самым слабым гневом. Когда мы направляли его на агрессию вовне, у него начало развиваться более сильное чувство "Я". На каждой успешной сессии он работал над тем, как обращаться с агрессией в своей повседневной жизни. Он выражал маленькие кусочки своей злости различными путями: с помощью кукол, с помощью глины, с помощью рассказывания историй, с помощью сцен в песочнице. В то же время как он выражал свои агрессивные чувства, он видел, что я принимаю такие чувства. С каждым своим высказыванием о себе он начал сильнее ощущать в себе свое "Я".
Вскоре он смог разыгрывать с кукольными фигурками сцены физического насилия над ним и отвержения. Стали всплывать многие другие чувства, относящиеся к этим эпизодам, их становилось больше. Наконец, Кевин почувствовал себя достаточно сильным, чтобы эффективно иметь дело с переживаниями себя плохим.
Суть детской терапии заключается в малых дозах выражения. Дети приходят в терапию с сопротивлением как единственным средством защиты себя. Как только они начинают доверять мне и как только они начинают чувствовать больше собственной поддержки, они могут позволить себе открыться, рискнуть, быть немного более уязвимыми. В терапии мы встречаемся с сопротивлением снова и снова. Ребенок чуть-чуть открывается, а потом закрывается. Каждый случай, когда ребенок закрывается, - это знак прогресса, это его способ сказать: "С меня этого довольно! Остальное потом!" И остальное приходит потом, понемногу, в свое время.
Билли (9 лет) свою злость дефлексировал. Школа прислала его ко мне за его бунтарское поведение - он дрался, лягался, колотил. Так как отец Билли делал военную карьеру, семья много раз переезжала с места на место. На первой же встрече с семьей стало ясно, что вся семья находится в затруднительном положении: мама Билли была явно в депрессии, а отец отрицал наличие каких бы то ни было проблем. Младшая сестра, не присутствовавшая на первой сессии, как позднее оказалось, страдала от экземы, астмы и хронического ночного недержания мочи. Поскольку Билли привлек больше внимания, он был отдан для оказания помощи. Родители отказались от собственной терапии и от семейной терапии и хотели только, чтобы я "зафиксировалась" на Билли.
Я была расположена работать с ребенком, даже несмотря на то, что "фиксироваться" надо было на всей семье. У Билли уже сформировалась система представлений о себе и о жизни, что делало его слабее. Если его семья желала привести его для терапии, я хотела помочь ему получить как можно больше самоподдержки. На нашей первой сессии Билли жался в углу кушетки, а его родители болтали без умолку, перечисляя длинный список жалоб на него.
На этой первой встрече мне было важно, чтобы ребенок присутствовал при этом, чтобы он услышал все, что было сказано. Это было мое время начать устанавливать контакт с ребенком, позволить ему увидеть, что хотя я и слушаю его родителей, я осознаю и уважаю его точку зрения. Это также была для меня возможность начать менять его чувства, которые привели, можно сказать, приволокли в терапию, в сторону выбора и ответственности за приход.
Пока родители говорили, я часто устанавливала контакт глазами с Билли, спрашивая его, согласен ли он с тем, что говорят родители. Он пожимал плечами и говорил: "Не знаю". Я улыбалась ему, и мы все продолжали. Я провела 5 минут один на один с Билли в конце нашей сессии, рассказывая ему немного о том, как я работаю с детьми и показала ему свое помещение. И он согласился прийти снова.
На следующую встречу бунтующий ребенок пришел в молчании, не говоря ни слова, тело было зажато, на лице - мучительное выражение. Поскольку мне показалось на первой встрече, что он немного интересовался рисованием, я попросила Билли нарисовать картинку, что-нибудь, что ему хочется - и Билли неохотно согласился.
Билли. Что я должен рисовать?
Виолетта. Что-нибудь, что тебе хочется.
Билли. Я знаю, я нарисую что-нибудь, что мы проходили в школе.
Виолетта. Ты не возражаешь, если я буду смотреть.
Билли. Хорошо. (Он погрузился в рисование, в то время как я сидела и смотрела). Это вулкан.
Виолетта. Расскажи мне о нем.
Билли. Это не активный вулкан, но это действующий вулкан. Это горячая лава (красные линии внутри коричневого вулкана с толстыми стенками), которая еще не изверглась. А это дым, выходящий из вулкана. Ему приходится вырываться маленькой струйкой.
Виолетта. Билли, я хотела бы попросить тебя еще рассказать о твоем вулкане, и в то же время, я бы хотела чтобы ты вообразил, что вулкан имеет голос. Можно говорить, но ты будешь голосом, как голос куклы. Так что расскажи мне еще раз о твоем вулкане. Начни со слов "Я вулкан".
Билли. Хорошо. Я вулкан. У меня внутри горячая лава. Я действующий. вулкан. Я еще не извергаюсь. Но я собираюсь. Из меня выходит серый дым.
Виолетта. Билли, встань и вообрази, что ты вулкан. (Билли встает). Если ты действительно, если твое тело - это вулкан, то где находится горячая лава.
Билли. (глубоко задумывается, наконец кладет руки на свой живот) Здесь.
Виолетта. Билли, что было бы горячей лавой для тебя, мальчика, а не вулкана?
Билли. (после нескольких мгновений раздумий его глаза ярко заблестели) ГНЕВ!
Затем я попросила Билли нарисовать мне с помощью цветов, форм и линий, как он представляет свой гнев. Он нарисовал большой толстый красный круг с разноцветными частями внутри. Я написала на его рисунке под его диктовку: Это гнев Билли в его желудке. Он желтый, красный и серый, и оранжевый. Дым выходит из него". Затем мы составили список того, что сердит его: "Когда сестра устраивает у меня в комнате беспорядок. Когда я получаю в драках. Когда я падаю с велосипеда. Когда я ломаю свой замок".
В этот момент Билли понял, как сильно он раскрылся, и он больше не стал говорить о своем гневе. Он открыл так много, сколько хотел на этой сессии, и затем закрылся в защитные стены. Он закончил эту сессию игрой в шашки.
На этой сессии, которая только что закончилась, Билли не был готов подойти ближе к своему гневу, только в рисовании. Кроме того, он предпочитал касаться своей агрессивности поверхностно. На каждой последующей встрече Билли хотелось все больше и больше овладевать своими чувствами, работая с глиной, песком и рисуя. По мере того, как он выражал свои агрессивные чувства, появлялись другие чувства: горе от потери друзей, страх заводить новых друзей, поскольку каждый раз он знал, что они могут снова переехать, чувства отчаяния и одиночества и чувство беспомощности в отношении его депрессивной матери.
На одной встрече Билли сделал круг животных в подносе с песком. Лев вышел на сцену и напал на удивленных животных.
Виолетта. Кто ты из этих животных?
Билли. Я лев.
Виолетта. Что во льве напоминает тебя?
Билли. Не знаю.
Виолетта. Ты когда-нибудь чувствовал себя нападающим?
Билли. Да!
Виолетта. На кого ты хотел бы напасть?
Билли. Хорошо, тут будут дети, которые достают меня в школе.
Виолетта. Что ты делаешь, когда ты злишься на своего отца?
Билли. Я не злюсь на него! Он отхлестает меня!
Виолетта. А как твоя мама?
Билли. Иногда она пронзительно кричит на меня и это
меня бесит. Но она рассказывает отцу.
Затем мы поговорили о том, как это быть злым и о необходимости выражения этого. На следующих сессиях выражение гнева символическими средствами усилилось у Билли. Его владение злостью было минимальным, но все же было.
Однажды Билли сделал две команды людей в песке.
Билли. Здесь две армии.
Виолетта. Что случилось?
Билли. У них идет война.
Виолетта. Пусть это произойдет.
Билли. О’кей. Билли продолжал разыгрывать войну. В конце с одной стороны остался только один выживший, который печально похоронил своих товарищей (его собственные слова), пока другая сторона торжествовала победу.
Виолетта. Кто ты здесь?
Билли. (После некоторого размышления) Он (капитан победившей команды).
Виолетта. Как это – выиграть в битве?
Билли. Хорошо!
Виолетта. Что ты можешь предположить о том, что чувствует вот он? (указываю на единственного, оставшегося в живых из побежденной команды).
Билли. (тихим голосом) Ему плохо. Он совсем один.
Виолетта (ласково) Ты когда-нибудь чувствовал как он, Билли?
Билли (очень тихо, бормоча) Да все время.
Мы пообсуждали это недолго, пока Билли не пожал плечами и вновь не ушел в свою защитную броню.
Я работала с Билли в течение четырех месяцев до того, как его семья опять переехала, на этот раз в Окинаву. В течение четырех месяцев Билли стал спокойнее, больше в согласии собой. Его хулиганское поведение в школе прекратилось. Когда он подошел к пониманию своего страха и гнева, он начал лучше понимать некоторые депрессии своей матери. Он буквально стал чем-то вроде терапевта своей матери (так часто случается). Родители мало верили в то, что изменения, происшедшие с Билли, связаны с терапией. "Он должен был пройти через определенный этап" - говорили они. Билли знал лучше. В письме, которое я получила от него говорилось: "Я не боялся переезжать на этот раз благодаря тем вещам, а которых мы говорили. Я помню все. Я также завожу друзей. Я догадываюсь, что таким способом я смогу найти друзей во всем мире. Может быть, я увижу вас вновь. С любовью, Билли".
Иногда, когда дети отпускают с привязи свои чувства, родители выражают страх, что я учу детей быть агрессивными, склонными к насилию людьми. Я рассказываю им следующую правдивую историю, в качестве примера того, как важно проходить через свои чувства.
Вскоре после того, как в 1978 году была опубликована моя книга "Окно к нашим детям" у меня брали интервью о моей работе на втором канале новостей в Лос-Анжелесе. Они хотели снять фильм о моей реальной работе с детьми. Джон (10 лет) и его родители согласились на съемку. Далее я привожу сжатое изложение полученного опыта.
Виолетта. Как прошла твоя неделя?
Джон. Ужасно.
Виолетта. Как именно прошла?
Джон. Никто не хотел играть со мной в школе, потому что я плохо в спорте. И дома тоже никого, кто бы поиграл со мной.
Виолетта. Ты бы мог нарисовать картинку, как ты чувствуешь, используя линии, цвета и формы.
Джон. (рисует линии серым и голубым вдоль листа) Это как я чувствовал в школе. Плохо.
Виолетта. И дома?
Джон. (он затем рисует похожие для дома) Я чувствовал себя плохо и там.
Виолетта. Что значит для тебя чувствовать себя плохо в школе, дома, плохо все.
Джон. Плохо. (И он рисует другую картинку безжизненными темными цветами. Рисует по всему листу и смотрит).
Виолетта. Когда ты смотришь на эту картину и видишь, как ты чувствуешь себя пока ты смотришь? Что ты думаешь?
Джон. Я думаю, что я злюсь.
Виолетта. Ты можешь нарисовать картину твоего бешенства?
Джон начинает рисовать как-то апатично, но потом все более и более увлекаясь. Он рисует темно черным, красным завихрения, ружье с вылетающими из него пулями, нож с капающей с него кровью, боксерские перчатки. Телевизионная камера все это снимает.
Виолетта. Ты можешь рассказать мне об этом?
Джон. Я чувствовал себя таким бешеным, что я хотел заколоть кого-нибудь. Я чувствовал себя таким бешеным, что хотел ущипнуть кого-нибудь. (Пока Джон говорил, он делал толстые черные отметки по всему листу).
Виолетта. (Пока я думала, что делать дальше в панике от публичного показа, я заметила, что Джон внезапно начал глубоко дышать) Как ты чувствуешь себя сейчас, Джон?
Джон. Хорошо! Мне понравилось делать это.
Виолетта. Ты можешь нарисовать, как ты чувствуешь себя сейчас. (Джон рисует прекрасную картину розовым и желтым цветом и радугу и солнце).
Джон. (Расслабленно улыбаясь) Я чувствую на самом деле прекрасно, не так как раньше. Почему только рисование картинок заставило меня чувствовать лучше?
Это необычно для детей задавать такие вопросы. Джон злился на свое бедственное положение, но он ретрофлексировал свою злость, и в результате чувствовал себя плохо, обиженным. (Чувство обиды путеводная нить к ретрофлексированному гневу). Он был как в летаргическом сне, невыразительный, лишенный энергии. Когда его агрессивные чувства были освобождены, он почувствовал себя хорошо, вместо того, чтобы чувствовать себя плохо. Теперь мы могли начать работать с тем, как заводить себе друзей.
Как уже говорилось, есть тесная связь между подавлением чувств и формированием негативных интроектов. Когда дети начинают признавать, принимать, уважать и выражать свои чувства, они начинают намного сильнее чувствовать и себя и свои права. Затем это то, что мы можем просматривать в их ложных представлениях о себе. Все младенцы выражают свои чувства безотносительно культурной среды. Торможение чувств - то, чему можно научиться на опыте. Некоторые дети изучают, как можно затормозить чувства, особенно гнев, в таком раннем возрасте, что они не помнят, что когда-то испытывали их, и у них нет никакого опыта, как выразить их, средств описать их. Такие дети в очень раннем возрасте заключают, что это постыдные чувства.
Тревожные дети имеют поврежденное представление о себе, которое мешает установлению хорошего контакта с другими. Глубоко внутри они чувствуют, что что-то потеряно, что они чем-то отличаются от других, Они одиноки, что-то неправильно. Они винят себя – хотя внешне и защитно они винят других - и представляют, что они плохие, сделали что-то неправильно, что они недостаточно красивы или умны.
Даже положительные (подходящие) интроекты мокнут быть вредными, поскольку они не ассимилируются с естеством ребенка, как его собственным. Часто имеется такой аспект как неверие, когда ребенок говорит: Это на самом деле неправда. Я не такой хороший". И здесь скорее всего происходит разделение, а не интеграция.
Только тогда. когда у ребенка более полный опыт себя, подходящие интроекты могут стать их собственными. Молодые люди или взрослые, которые никогда не имели опыта интеграции с подходящими интроектами часто говорят: "Я чувствую себя как обманщик".
Моя задача в работе с детьми, чтобы для них стало возможным вспомнить, узнать вновь, достичь вновь и усилить то, что они имели, когда были младенцами. Мне нужно помочь им использовать их ум в соединении с языком, чтобы сделать заявление о том, кто они есть (и кем не являются), что им нужно и что они хотят, что они любят и что не любят, о чем они думают, каковы их идеи.
Когда ребенок начинает развивать более сильное чувство "Я" в наших терапевтических отношениях мы можем затем давать задания на конфронтацию с негативными интроектами. Для ребенка очень трудно сказать открыто: "Я плохой", "Я испорченный человек", "Я не люблю себя". Обычно дети энергично защищают признак себя, который они чувствуют.
Наша работа с интроектами проходит следующие фазы:
Признание их существования.
Изучение особенных частей себя, которые ребенок ненавидит, с помощью очень характерных примеров скорее, чем с помощью фраз типа "Я ненавижу себя".
Тщательная разработка в деталях и персонификация ненавидимых частей.
Если ребенок достаточно взрослый, понимание того, откуда пришло первоначальное сообщение.
Отделение полярных оппозиций каждого негатива - воспитание, принятие любящих частей.
Изучение самопринятия и заботы о себе.
В своей работе я использую много творческих, экспрессивных и проективных методов, такие как направляемое фантазирование, графические методы, коллажи, глина, рассказывание историй, куклы, песочница, создание драматизаций, сенсорная активность, движение телом, музыка, камера.
Эти техники – важный путь для помощи детям выразить то, что они держат спрятанным и заторможенным, и изучить и усилить потерянные части себя. Они частично обесценены вследствие изоляции и воздействия негативных интроектов.
Девятилетняя девочка рассказала мне историю о "девочке с неряшливыми волосами" по картинке. Когда она кончила, я спросила ее "Эта история подходит к тебе в каком-то смысле?" Она ответила "Да, я не люблю свои волосы.
Виолетта. Покажи, как выглядят твои волосы. (Она рисует большое лицо с очень спутанными волосами) Теперь покажи мне, как ты хочешь, чтобы твои волосы выглядели. (Она рисует лицо с прекрасными длинными светлыми волосами.) Поговори со своими спутанными волосами. Что бы тебе хотелось сказать им.
Ребенок. Я ненавижу вас! Почему вы не похожи на них (указывает на светлые волосы).
На этой встрече мы преувеличиваем и тщательно разрабатываем ее чувства. Она чувствовала себя принятой и имеющей свое право. Поэтому не могла предложить мое мнение в то время, даже если действительно чувствовала так и связала бы: "У тебя замечательные волосы" - я только бы проигнорировала ее чувство. Иногда даже на сессии, подобной этой, проявляется источник интроектов.
Виолетта. Кто-нибудь еще любит волосы?
Ребенок. Нет. Иногда, правда, мама.
Виолетта. А кто-нибудь тоже не любит твои волосы?
Ребенок. Да, мой отец.
Виолетта. Как ты узнаешь об этом?
Ребенок. Он говорит, говорит (с агрессией в голосе) "Иди расчеши свои волосы" и думает так. И любит он волосы моей сестры (начинает плакать).
Очевидно, что более глубокое отвержение было символизировано в разговоре о волосах. Смысл отвержения появляется вновь. Если бы я задал более определенные вопросы об отвержении, она наверняка пожала бы плечами и сказала: "Не знаю" - и это знак ее сопротивления тому, чтобы иметь дело прямо сейчас с таким тяжелым предметом.
Даже очень маленькие дети имеют развитую критическую часть себя. Они часто делают лучшую работу по критике себя, чем их родители. Это чрезвычайно вредит здоровую росту. Ребенок может сказать: "Я должен делать это лучше", зная, что выполнение этого желания выше его или ее понимания и не в его власти. Таким образом, это желание "быть лучше" или "делать лучше" может усилить отчаяние ребенка.
Негативные представления о себе, которые складываются у детей, могут никогда не измениться под влиянием внешнего воздействия, это мое мнение.
Самопринятие всех своих частей, даже самых ненавидимых, есть жизненный компонент неповрежденного здорового развития. Такое самопринятие приходит в процессе роста и развития собственной любви ребенка, воспитание той части себя, которая должна приходить вместе с "плохим" Я, чтобы принять, понять, утешить и полюбить ее. Когда ребенок принимает и исследует все аспекты себя без осуждения, они растут и успешно расширяются. Когда мы выкапываем те более темные аспекты, освещаем их и приносим их в контакт с воспитанием себя, дети приходят к опыту интеграции.
Я читала историю о демонах десятилетнему Эндрю. Мы говорили о демонах как представляющихся частях себя, которые мы не любим, что наносит удар по нашему жизненному пути.
Виолетта. Закрой глаза на минуту и подумай о тех частях себя, которые ты не любишь. Возьми одну из тех частей и нарисуй картинку ее, когда будешь готов. Дай ей имя.
Эндрю. (рисует фигуру как в мультике, с большими руками и ногами и всего в бинтах, порезах и темное пятно поверх него). Это часть меня, которую я ненавижу. Я всегда проваливаюсь, ударяюсь об вещи, получаю неприятности.
Виолетта. будь частью себя и расскажи о себе.
Эндрю. Я мистер Недотепа. Я всегда ушибаюсь о вещи. У меня всегда неприятности. Я весь в порезах и бинтах.
Виолетта. ( У меня был разговор с мистером Недотепой и он рассказал мне о каждом порезе и повязке и откуда они произошли). Эндрю, чтобы тебе хотелось сказать мистеру Недотепе?
Эндрю. Я ненавижу тебя! Я хочу, чтобы ты ушел прочь. Ты встаешь на моем пути. Ты мешаешь мне. Ты заставляешь меня чувствовать себя плохим. (Эндрю делает рожи и кричит на мистера Недотепу).
На предыдущей встрече мы имели дело с очень высокими ожиданиями отца Эндрю в области спорта, так что мы уже имели представление, откуда это ощущение своей неуклюжести берется. Эндрю уже выразил свою печаль и гнев по поводу отвержения отца и его требований. Его самоощущения себя плохим, однако, осталось.
Виолетта. Каким бы тебе хотелось быть?
Эндрю. (описывает гибкого, спортивного. воображаемого прекрасного человека)
Виолетта. Эндрю, вообрази себе, что у тебя есть крестная- волшебница и как только ты, как мистер Недотепа, порежешь себя или ударишься обо что-то или упадешь со своего велосипеда, она появится на сцене. Что она скажет тебе?
Эндрю. Я не знаю. (Я жду.) Давай представим. Может быть она бы сказала: "Не чувствуй себя плохим. Я люблю тебя. Как же ты когда-нибудь собираешься научиться чему-нибудь новому, если ты сначала не будешь чувствовать себя неловким?"
Виолетта. Твоя сказочная крестная стала бы критиковать тебя?
Эндрю. Думаю, нет. Она сказала бы: "Мне нравится, что ты рискуешь" (его собственные слова) "Мне нравится, что ты многое пробуешь. Не расстраивайся, что ты ранишь себя. Это показывает, что ты пробуешь новое, и я люблю тебя за это".
Виолетта. Теперь твоя сказочная крестная исчезла, и теперь ты с мистером Недотепой. Мог бы ты сказать то же самое мистеру Клатцу?
Эндрю. (Повторяет, что он сказал перед этим.)
Виолетта. Как ты чувствовал себя, говоря эти слова?
Эндрю. Да. Я чувствовал себя хорошо. Я буду пробовать новые вещи. (Глубокое дыхание - часто признак завершенного гештальта - большая улыбка)
Мы поговорили немного о том, что случилось в этой работе. Я уверена, что многое было сделано.
Двенадцатилетняя девочка Элен вырывала волосы и носила шляпы, чтобы покрыть лысое место. Она была красивой девочкой, которая презирала себя. Она родилась больным ребенком и в течение первых семи лет плакала почти не переставая, пока она не начала чувствовать себя лучше. На одной сессии присутствовали оба родителя.
Виолетта. Элен, видишь эту куклу? Давай представим себе, что это ты ребенок, что эта кукла больна и она плачет. Как ты думаешь, как она себя чувствует?
Элен. Ужасно.
Мама. (начинает плакать) Не плачь, малышка, мне бы хотелось, что бы ты не плакала. Мне бы хотелось, чтобы ты была здорова. Я так беспокоюсь за тебя.
Папа. Мы пытаемся выяснить, что с тобой не так. Мы тебя любим.
Виолетта. Элен, вообрази, что ты ребенок и ты не можешь говорить, даже если ты действительно не можешь, что бы ты сказала?
Элен. Уааааа! Помогите мне! Помогите мне! Мне больно! Мне больно!
Виолетта. Что ты думаешь себе как ребенок?
Элен. Я не знаю.
Я объяснила Элен и ее родителям, что когда ребенок болен и ему больно, как это было с Элен, он начинает винить себя самого, чувствовать, что она плохая девочка. В дальнейшем ее родители отчаялись, помимо своей воли они чувствовали себя ужасно, когда слышали плач, и ребенок, ощущая это, обвиняет себя и в этом.
Элен. Да! Я помню чувство, когда мне было около четырех, что я плохая девочка.
Виолетта. Правильно! И ты вероятно начала чувствовать себя как крошечная малышка! Если бы ты могла отправиться назад в машине времени и поговорить с ней, что бы ты сказала ей?
Элен. Можно я возьму ее?
Виолетта. Конечно!
Элен. (сжимая в объятиях) Малышка, ты не виновата. Ты замечательный ребенок. Ты милая. Я люблю тебя (качает ребенка).
Мама Элен. (мне) Мы говорили ей это.
Виолетта. Для нее трудно поверить в это. Теперь она должна сказать это себе. (Элен действительно углубилась в это, повторяя снова, что малышка хорошая и т.д.). Каждый раз, когда ты почувствуешь себя плохо внутри, Элен, вспомни, что твой ребенок тебя чувствует себя таким образом. Он нуждается в поддержке и любви.
Элен. Да.
Эта работа началом обучения Элен большему принятию и заботе о себе.
В другой раз мы говорили обо всем хорошем, что может помочь Элен иногда чувствовать себя лучше. Я дала ей задание попробовать выяснить про каждый способ до следующей сессии. Потом однажды позвонила в панике ее мама и сказала, что у Элен были неприятности в школе и она безутешна. Я попросила дать трубку Элен. Элен истерически плакала. Я заговорила с ней твердо.
"Что ты можешь сделать прямо сейчас, чтобы маленькая девочка, которая внутри тебя, которая сейчас чувствует себя расстроенной, почувствовала себя лучше?" Сквозь слезы Элен пробормотала: "Музыка". - "О’кей" – ответила я.
Позднее Элен мне рассказала, что она проиграла несколько из своих любимых пластинок и почувствовала себя заметно лучше. Ни мать, ни отец не смогли бы никоим образом возместить Элен то, что с ней произошло, когда она была маленькой. Только сама Элен могла сделать это сейчас.
Я думаю, есть определенная последовательность помощи детям обучению их самопринятию и заботе о себе. Когда-то дети должны иметь большой опыт в новом знакомстве с собой - со своими чувствами, своим телом, своими эмоциями, своим интеллектом – другими словами когда-то они должны получить опыт о своем "Я" многими путями, они тогда начинают чувствовать достаточно самоподдержки, достаточно силы "Я", чтобы исследовать с некоторой объективностью собственные более ненавидимые чувства себя, так хорошо, как и другие ложные послания о себе и как быть в этом мире. сила и жизненная цель - помочь детям в полном осознавании, познакомить, что выпащивание себя действительно их собственное, узнать, что это действительно часть их.
Последовательность приблизительно такая:
Ребенок может представить, что сказочная крестная или какая-нибудь любящая фигура, подобно вселюбящему архетипическому идеалу доброй матери, говорит с ненавидимой частью или более маленьким ребенком или детской частью, которая первоначально верит, заглатывает целиком поврежденную идею о "Я".
Ребенок разговаривает с ненавидимой частью или маленьким ребенком внутри себя.
Ребенок говорит себе.
По мере того как дети проходят через этот процесс, для меня важно проверять вместе с ними, с тем, чтобы они говорили, как они чувствуют правильно и правдиво. Часто дети могут говорить от имени сказочной крестной, но не могут от своего собственного, и это значит, что "добрая матерь" не стала частью их самих.
Иногда я должна сначала взять на себя роль сказочной крестной до того, когда они сами смогут попытаться сделать это сами.
Сначала я попробовала этот вид работы с доктором Дж.Розенбергом (терапевтом в Венеции, Калифорния, автором книги "Тело, Я и Душа"). Именно он первый дал мне идею сказочной крестной, и я использовала это сильной средство со многими моими взрослыми клиентами и подростками. Вот пример, показывающий, как я использую это в работе с семилетней девочкой.
Виолетта. Энджи, выбери игрушку, которая больше всего напоминает, как ты чувствуешь себя сейчас. (Она выбирает грустно глядящую зеленую собаку. Я поднимаю другую игрушку и от лица игрушки начинаю говорить с ее зеленой собакой).
Энджи. Привет!
Виолетта. Что с тобой происходит сегодня?
Энджи. О, ничего.
Виолетта. Мне интересно, почему Энджи выбрала тебя?
Энджи. Потому что я грустная.
Виолетта. О чем ты грустишь?
Энджи. А, школа.
Виолетта. У тебя неприятности в школе?
Энджи. Да, чтение.
Виолетта. Из-за чтения тебе плохо?
Энджи. Да.
Виолетта (самой Энджи). Что бы ты сказала собачке об этом?
Энджи. Ты такая глупая.
Виолетта (обращаясь к собачке) Что бы ты ей сказала?
Энджи (от лица собачки) Хорошо. Я буду стараться. (от себя) Но я такая глупая!
Виолетта. (Энджи) Я думаю, что ты чувствуешь себя глупой, когда у тебя трудности с чтением.
Энджи (бормочет) Да.
Виолетта. Твоя собачка сказала, что она попытается. Я думаю, ты пытаешься, и пока у тебя это не получается, и затем часть внутри тебя называет тебя глупой.
Энджи. (кивает головой, делает лицо)
Виолетта. Что значит твое лицо?
Энджи. Я думаю, что глупая.
Виолетта. Энджи, выбери другую игрушку здесь, которая могла бы быть доброй к твоей собачке, пытающейся и чувствующей себя плохо, может быть, сказочная игрушечная крестная или кто-то другой, кто мог бы быть добрым. (Энджи выбирает игрушечную крестную). Что бы она сказала?
Энджи. (от лица крестной собачке). Ты пробуешь упорно. Я это знаю. И ты не глупая, потому что у тебя получается многое другое. У тебя хорошо с математикой! Ты не можешь быть глупой и хорошо учиться по математике!
Виолетта. (обращаясь к крестной собачке) Могла бы ты сказать собачке, что ты любишь ее, даже если она глупая.
Энджи. (от лица крестной) Я люблю тебя, даже если ты глупая.
Виолетта. Как ты чувствуешь, говоря это?
Энджи. Хорошо, я не думаю, что она глупая! Я думаю, у нее получится с чтением. Ей нужна дополнительная помощь.
Виолетта. Скажи это собачке. (Она говорит и крепко обнимает собачку).
Энджи страдала от тревоги по поводу чтения. На следующей встрече она сказала мне: "Мой опекун пришел вчера и сказал, что я не хочу ничего делать. Тогда я мысленно обняла свою часть-собачку, которая чувствует себя глупой, и мне было хорошо".
В моей работе с детьми я знаю, что они приносят с собой все те же самые детские паттерны травмы и интроекты. Поэтому, когда я работаю с детьми, я вижу себя в начале континуума.
|